Диктатура адмирала Небогатова - Страница 36

– Да уж, «землю роет», – иронически скривился Чагин, – всех китайцев в городе похватал как шпионов и отправил каторжанить на флотских огородах до окончания войны. Нет, не подумайте, Николай Иванович, я против секретности не возражаю. Но ведь про вас чёрти что говорят – и рабовладелец вы, и юных китаянок растлеваете, похитив их из семей…

– Знаю, знаю, – развеселился комфлота, – только вот полицмейстер за Свенторжецкого свечки в церковь каждый день бегает ставить. Да и когда почистить Владивосток, как не в военное время? Три с лишним сотни уголовной сволочи и прочих подозрительных персонажей комендантский батальон Тихоокеанского флота выловил в городских притонах и борделях. И ведь не разбирались – русский ты, китаец, иль сын степей калмык, – коль пойман в подозрительном месте в военное время, будь любезен трудом послужить Отечеству. И куда деваться – служат, даже матёрые уголовные «Иваны» на прокладке железки к Сучану прекрасно работают. А китайцы прирождённые огородники – пускай растят зелень и картошку.

– Конечно, заработаешь тут, когда соседа по несчастью вздёргивают как японского шпиона…

– Этот грех я на себя принял, да и какой грех повесить убийцу, на котором клейма ставить негде? А в шпионы определяем потому как иначе придётся передать его в обычный суд, а там и отпустят сиротинушку, пожалеют. Зато в городе отныне порядок! Ну, полно, Иван Иванович, ступайте на крейсер и скажите – буду с инспекцией, проверю как с новыми орудиями освоились. Моё указание, что подкрепления орудий должно рассчитать с запасом, с возможностью в будущем разместить на станках стодвадцатимиллиметровки исполнено?

– Так точно.

– Вот и ступайте, Иван Иванович, ступайте. И мой категорический приказ – пять часов сна!

Выпроводив озадаченного командира «Алмаза» вице-адмирал отложил папку, поименованную как «ДЕСАНТ» и взялся за другую, где было начертано – «УГОЛЬ». Разговор с Чагиным напомнил Небогатову о грядущих проблемах по обеспечению боевой деятельности флота, если не наладить бесперебойную поставку угля с шахт Сучана. О прорыве угольщиков во Владивосток адмирал даже не думал, хорошо если Брусилов на Камчатку приведёт пару тройку пароходов, а через Японское море, через проливы, кишащие японскими миноносцами доставить уголёк себе дороже получится. Не превращать же в общефлотскую операцию прохождение углевоза, пожжёшь на крейсерах и броненосцах боевого угля едва ли не больше, чем находится в бункерах рискового купца.

Да и нашумевшая история с немедленным повешением трёх беглых каторжников, задержанных матросами при облаве, касалась как раз угольной тематики. Николай Иванович поморщился, вспомнив как старый, весь покрытый затейливыми татуировками каторжанин начал затейливо материть адмирала и призывать «братцев» не слушать неправедное начальство ибо скоро «прилетит красный петух в дома богатые». Полторы сотни «братцев», также отловленных в городских трущобах и собранных во внутреннем дворе штаба Тихоокеанского флота, победно лыбились, слушая уголовного патриарха, не желая потрудиться во славу Отечества.

Тут-то командующего и закусило.

– Красный петух, говоришь? Да ты старый хрен устои государства Российского расшатываешь? Ах ты погань, революционная сволочь, японский шпион. И вы двое, его пособники. – Небогатов обличающе указал на двух громил, состоящих при красноречивом старичке вроде адъютантов-телохранителей. – За японское золото продали Русь матушку? Повесить, немедленно!

Взбешённый адмирал, понимая, что отыграть назад уже не получится и, видя, как оторопели офицеры, что флотские, что полицейского ведомства, кликнул унтеров из своей охраны и те, споро и быстро, за несколько минут соорудили петли и вздёрнули уголовников прямо в расположении штаба флота.

Самодержец, получив рапорт об уничтожении революционных агитаторов (тут весьма кстати пришлась обмолвка каторжника про «красного петуха») адмиральскую решительность всецело поддержал. А наблюдавшие быструю казнь авторитетных воров уголовники так рьяно взялись за кайло и лопату, строя узкоколейку, что распорядитель работ, инженер-путеец, ходивший всё время с блокнотом и карандашом, никак не мог взять в толк – отчего отчаянные уркаганы подобострастно гнут спину, едва он на них посмотрит.

Правда, пришлось пережить несколько неприятных моментов, когда проникшиеся нешуточным уважением к Небогатову полицмейстер и жандармский полковник передавали адмиралу пасквили, сочинённые обывателями, лишившимися китайских работников. Но все жалобы быстро сошли на нет, как только юркого присяжного поверенного Кошкина, числящегося «социалистом», остановили матросы и поинтересовались – не японский ли он лазутчик, не повесить ли его вон на том дереве? Кошкин оказался человеком разумным и сразу же прибежал на приём к Свенторжецкому, дабы раскаяться в своих заблуждениях и предложить искупить прошлые ошибки верной службой доблестному флоту и Отечеству. Капитан второго ранга, как раз и направивший матросов охранной роты «припугнуть сутяжника», не был мастером агентурной работы, но немедленно заставил юриста написать подробно – кто во Владивостоке злоумышляет против самодержавия, а кто ворует, наживается на поставках для армии и флота. Информация была архиинтересной…

С «Изумруда» патрулирующего подступы к заливу Петра Великого передали об обнаружении трёх миноносцев неприятеля, бросившихся наутёк, едва завидели русский крейсер. Впору было пожалеть о труженике «Донском», вставшем на краткосрочный ремонт. Крейсер-ветеран за три месяца успел обойти все бухточки, осматривая их на предмет нахождения вражеских кораблей, изготовившихся к ночной атаке Владивостока. По сути, Лебедев и Блохин создали сеть наблюдателей, покрывающую весь район базирования Тихоокеанского флота, была ими отработана и система оповещения о японских разведчиках. Но пока таких сигналов не поступало. Значит – противник пришёл напрямую, морем. Вероятнее всего из Сасебо вышел Того.